
Отрывок из романа "ЖД" в исполнении Быкова, записано в "Билингве" 25 августа.
-- Про войну спой!
-- Что же спеть тебе про войну? – как бы в задумчивости как бы спрашивал как бы слепец, а на деле зоркими глазами из-под мохнатых бровей постреливал по углам избы. – Или про Анику-воина, или про Добрыню-воина, или про Иулиуса Кесаря, тоже воина, или же про вавилонянина Мардохея-воина, по древним вавилонским писаниям?
-- Про Мардохея давай, -- ковыряя жёлтым ногтем в зубах, откликнулся атаман Батуга, <...>
-- Ой, трудно, трудно, -- говорил бандурист, перебирая струны. – Древняя то песня, и не всю я её припомню.
-- Ништо, валяй, -- рыгнув, разрешил Батуга. Он знал, что истинный воин любит послушать музыку, в особенности народную.
-- Как во городе то было Вавилоне, -- начал старец раздумчивым речитативом. – Во граде Вавилоне, да. Вот, песня Мардохея-воина. Пошёл я войной на супротивников, на злых слуг Аштарота, да. На них я пошёл войной, и грохотали мои колесницы, да. Всех же моих колесниц было двадцать десятков и одна.
-- Много, -- ухмыльнулся Батуга.
-- Двадцать десятков было их и одна, -- уже не слушая, продолжал слепец. Он нащупал наконец мотив, поначалу подозрительно похожий на «Подмосковные вечера», но с каждой спетою строчкой от них отдалявшийся. Это было нечто странное, ни на что не похожее, лишённое гармонии, но звонкое, боевитое.
-- В первой сам я восседал, имея шлем на мне,
Шлем имея золотой, с изображением причудливых вещей,
Называть которые и перечислять было бы долго.
В руке имел я копьё весом три меры веса,
Длина его была пять мер длины и ещё другую меру длины,
В другой щит шириною шесть мер ширины,
Такой щит, что за ним могло бы защититься много народу, да,
Потому что царь подобен множеству, да!
И я ехал, ехал, и колесница моя была как бы сноп,
Сноп как бы лучей, упавших от солнца на воду
И от воды упавших назад на солнце, да!
Как просо, были мои воины, как пятнадцать и одна сотня горстей,
И всеми ими руководил я, и в каждом был я,
Сердце я имел коровы, воинственной коровы, да!
Хитрость ящерицы я имел и много голубиных желудков,
Внушающих проглотившему стойкость, да, твёрдость, да!
Мясо моё было мясо льва, мускул мой был мускул коня,
Зубов я имел до нескольких тысяч и каждым кусался я!
Автор имеет в виду ножи своих воинов, да!
И я ехал, ехал, и мы громыхали, в натянутые шкуры мы били, ага!
Били, били, земля дрожала, копыта стучали, ну! ты представляешь! Вообще.
-- Чего-то долго едет, -- сказал Лавкин. – Пусть бы уже воевал.
-- И тут нас увидели враги, слуги Аштарота, дети червей,
Склизкие клубки змей, пивная слизь, мешки потрохов,
И от вида моего их ноги стали как ноги дев,
И от дрожи земли их руки стали как огурцы,
И как плети пивного хмеля стали их мускулы, да,
И как жгуты волос стали их жилы, да,
И как дрожь листвы стали их души, да,
А я всё ехал и грохотал, ехал и грохотал.
Ты, поклонник Аштарота, жалкий жрец Манамуна, убогий слуга Бататута, да!
Думал, ты будешь рулить, а я буду сосать, да?
Нет, не я, не я буду сосать, воинственный я муж,
А ты, ты будешь сосать по моему хотению, да!
Ещё чего думал, я буду сосать, а ты рулить!
Никогда так не будет, чтобы ты рулил, а я сосал.
Так будет, чтобы я рулил, а сосал ты, ты,
Я буду рулить, а ты будешь сосать,
А то выдумал ещё – каждый такой будет рулить, а мы сосать,
Мы сосать не имеем охоты, воины мы,
Имеем мы охоту рулить, а сосать не мы,
Не мы будем сосать, но ты, ты будешь сосать!
-- Ишь, -- обрадованно сказал Батуга. – Всё как у нас.
-- И он понял, что будет, будет сосать,
И повернул свои колесницы, и пошёл назад,
В смрадные норы свои пошли они, а я настигал,
Двадцать колесниц и одна ехали как одна,
И в одной сидел я, и колебал копьём,
И доехал до жреца Манамуна, и заколебал,
Совершенно его заколебал, веришь, нет?
И отрубил ему руки, как отрубают початок, да,
И отрубил ему ноги, как отрубают капусту, да,
И отрубил ему уши, как отрубают уши, когда хотят отрубить уши, да!
И бросил псам его уши, как бросают уши псам,
И отрубил ему зубы, как отрубают ещё что-нибудь,
И то отрубил, чем он думал рулить, а я чтобы сосал,
И вложил ему вместо зубов, чтобы сам сосал,
И сказал ему: «Вот, да! Видишь, что такое война!
Война – дело молодых, лекарство против морщин,
Хорошее время для того, кому делать нечего, ну!
Глаза старца, как бы незрячие, перестали хаотически перебегать с предмета на предмет и осмысленно уставились на Батугу, а потом на Лавкина.
-- И мы взяли всех их дев и сделали их жёнами, да,
И взяли всех их жён и сделали рабынями, да,
И сделали всех их рабынь и сделали котлетами, нет,
Потом передумали и тоже сделали рабынями, да!
И мы взяли всех их воинов и сделали наложниками, да,
Потом передумали и сделали наложницами, да,
Потом передумали и сделали гладиаторами, ну,
Потом надоело и сделали дворниками, слышь,
Потом взяли дворников, скормили их собакам, а то,
Потом взяли собак и трахнули в задницу, эге,
И трахнули кошек, и трахнули овец, ну,
И всех тараканов отымели в их владениях, веришь, нет?!
А потом передавили, потому что остановиться не могли,
И собак передавили, и кошек, и наложниц, вообще,
Всех передавили, а кого не успели, скормили ежам,
А потом ежей передавили слонами, потому что иначе никак,
Потом передавили слонов, потому что достали трубить,
Но и коней передавили, потому что война такая вещь,
Пока всех не передавишь, не можешь остановиться никак!
Сначала трахаешь, потом давишь, все дела!
Пусть знают все вокруг, каков есть славен город Вавилон!
Старец пел всё более грозно. Когда дело дошло до перетраханных ежей, по спине Лавкина пробежал священный озноб. Он вспомнил, что такое война, сам дух войны пел перед ним, живой, свежий дух варварства.
-- Вот что такое город Вавилон, а не то что говорят!
Не то что какой-нибудь другой, про который не говорят!
Город Вавилон когда кого-нибудь идёт воевать,
То живой души не останется, трахнут всех,
И овец, и тараканов, и собак, и весь город Вавилон!
Кровью перемажемся и так прыгаем, да!
А вы не Вавилон и вообще непонятно кто,
Вы так себе воины, и мне, грозному духу войны,
Стыдно смотреть на вас, стыдно трахать, стыдно давить!
Старец выпрямился и отшвырнул бандуру.
-- Да, я грозный дух войны, Мардохей и сколько нас ещё,
И я гляжу тут на вас и стыжусь, какое вы фуфло!
Нету в вас силы духа, нету в вас силы брюха, нет у вас зубов,
Полное вырождение, распад сознания, не знаю что,
Ухожу от вас на фиг, воюйте сами, большой привет!
Он с негодованием топнул ногой и растаял в воздухе.
-- Чёрт-те что, -- выговорил атаман Батуга, пытаясь успокоить себя звуком собственного голоса. – Что за ерунду он тут нёс? Куда он делся-то?
-- Не знаю, -- сказал Лавкин. – Какая разница? Куда вообще всё делось?
Есть также в MP3 варианте. :)